Фр. Anna Coupo (Nana). Героиня романов Э. Золя «Западня» (1877 г.) и «Нана» (1880 г.) из цикла «Ругон-Маккары», парижская кокотка, отличающаяся бесстыдством, ленью и непрактичностью, символ изнанки Второй империи (1852—1870 гг.).
«Трепет пробежал по залу: Нана вышла на сцену нагая. Невозмутимо спокойная, она была уверена во всемогуществе своего тела. На ней было накинуто легкое газовое покрывало; тонкая ткань не скрывала ее покатые плечи, высокую упругую грудь амазонки, ее широкие, сладострастно колыхающиеся бедра, полные ляжки, светлую кожу блондинки — все ее белоснежное тело».
В быту Нана распустеха, неряха, в отношениях — наглая дуреха, почти идиотка. Печать вырождения гложет ее естество, ведь родители Нана — люмпены, алкоголики, Нана в четырнадцать лет попала на панель. Ни ума, ни культуры, ни образования, ни тонкости чувств ей набраться неоткуда. Она, как тогда говорили, «жертва общественного темперамента». Но это не вся о ней правда. Фошри сравнивает Нана с золотой навозной мухой, которая питается грязью и распространяет заразу. Нана — «канаворожденная Венера», зачумленная с детства, но она и чума, бедствие для себя и всех, с кем сводит ее судьба.
При своем появлении роман «Нана» был категорически причислен к книгам непристойным. Однако сам автор «безнравственной» книжки был дальше далекого от мира, который он в «Нана» так подробно и ярко описывает. Сведения о парижских кокотках, борделях и оргиях Золя черпал, главным образом, из прессы и рассказов знакомых «практиков». Но в своем «сериале» о Ругон-Маккарах обойтись без темы проституции он никак не мог: Париж 19 века — «притон для сибаритов» (Э. Л. Войнич), мировой «сексодром». Прототипом Нана называют знаменитую куртизанку и певицу Бланш д’Антиньи.
В романе «Западня» мы встречаем Нана девочкой из неблагополучной семьи. Ее мать, спившаяся прачка Жервеза Маккар, и отец, покалечившийся кровельщик Купо, — что они могут дать Анне? Она сбегает из их логова и становится проституткой. Роман «Нана» начинается с дебюта Анны, теперь известной всему Парижу как Нана, на сцене. Актриса она никакая, но дебют произведет фурор: на сцене театра, который его хозяин откровенно называет «борделем», Нана просто пышет сексуальностью. Ее ждет мгновенный успех и толпа богатых, знатных, могущественных — «шикарных»! — поклонников. Вот банкир Шнейдер, вот пронырливый язвительный журналист Фошри, вот придворный вельможа граф де Мюффа, вот юные аристократы братья Югон, вот отвратный (и дико развратный) старик маркиз де Шуар, вот, наконец, некий член императорской фамилии, «принц». Нана сжирает их состояния, их репутации, их здоровье. Один поклонник покончит с собой в ее доме, другой подожжет себя вместе с лошадьми в конюшне. Нана тратит по миллиону в год, при этом всегда в долгах: слуги обкрадывают ее безбожно. Главной сюжетной линией становятся отношения Нана и семейства графа Мюффа, которое разрушается тоже во многом благодаря Нана, хотя слишком она глупа, чтобы плести тонкие интриги. Роман начинается в 1867 году, когда на Всемирную выставку в Париж прибыло несчетное количество величеств и высочеств — самых «крутых» клиентов для Нана и ее товарок. Это был апофеоз Империи, и Наполеон III, сам большой знаток и ходок по женской части, выглядел триумфатором. Завершается книга в дни, когда началась гибельная для Второй империи война с Пруссией, летом 1870 года. Толпа на улице, одержимая шовинистическим угаром, ревет «На Берлин!» А в отеле умирает царица ночного Парижа, заживо гниющая прославленная и уже забытая всеми Нана…
При своем появлении эта книга сразу «пережила» пятнадцать переизданий! При этом в некоторых странах (в Англии, Дании) она была запрещена. Русский цензор возмущенно писал: «В своём новом романе известный автор-реалист в героине своей рисует… аристократическую кокотку, предающуюся самому отвратительному разврату во всевозможных его проявлениях. Вся книга состоит из непрерывного ряда цинических сцен, так сказать, постепенно усиливающихся... В романе, между прочим, действующим лицом открыто является принц Уэльский, а на банкете у Нана известные кокотки беседуют о доступности для них коронованных особ, ожидавшихся на всемирной выставке 1867 года». Э. Золя демонстрирует в образе Нана верность теории наследственности и модной тогда теории вырождения низших слоев общества. У бедняков-алкоголиков может родиться только откровенная деградантка. Этот сюжет — часть общей концепции «Ругон-Маккаров», где прослеживается, как в империи Наполеона III, которую писатель воспринимает как некий биологический организм, линии Ругонов (это цепкие и беспощадные хозяева жизни) противостоит (выражаясь в современных понятиях «на генетическом уровне») линия Маккаров (у которых в крови — всевозможные асоциальные пороки и болезни).
В сущности, Нана — символ Второй империи, ее мишурного блеска и ее бесславной гибели. 1867 год не случаен здесь: за год до этого Золя посетила мысль написать серию романов о современности, об эпохе Наполеона III. Тогда, в сверкании фейерверков и бальных огней, казалось, этот режим будет существовать бесконечно долго. Кто бы мог угадать, что не пройдет трех лет — и режим падет в два дня. «Нана» — не только интересная панорама уже далекой от нас эпохи. Это история вечная, как вечен соблазн легких денег и бездумного существования. Можно сказать, это история всегда актуальная и всегда поучительная. Вот только кто же учится на чужих ошибках?..
Ее страсть к мотовству достигла невиданных размеров. Казалось, особняк был построен над бездной, бесследно поглощавшей мужчин с их состоянием, вплоть до их доброго имени
Не будь вы такие скоты, вы бы к своим женам ластились не хуже, чем к нам, а не будь ваши жены такие дуры, они сумели бы удержать вас при себе не хуже, чем мы умеем вас подцепить…