Главный герой пьесы А. В. Вампилова «Утиная охота» (1970 г.), молодой интеллигент, яркий представитель времени брежневского «застоя», некий советский вариант «лишнего человека».
Подкаст о персонаже. Читает Валерий Бондаренко.
«Зилову около тридцати лет, он довольно высок, крепкого сложения; в его походке, жестах, манере говорить много свободы, происходящей от уверенности в своей физической полноценности. В то же время и в походке, и в жестах, и в разговоре у него сквозят некие небрежность и скука, происхождение которых невозможно определить с первого взгляда».
Главной удачей автора стал образ Виктора Зилова — талантливого, свободного, циничного, поэтичного и безразличного. Причем эти взаимоисключающие качества уживаются в нем преотличнейшим, органичнейшим образом! По мнению критиков, в Зилове три, пять, семь характеров. Вот почему так трудно его сыграть, уловить точку, в которой все характеры сходятся. Точкой же этой является само время, специфически позднесоветские условия, которые, развив человека, не дали ему возможности реализоваться, зато избавили от всякой ответственности. Виктор Зилов получает квартиру, его любят женщины, ценит (по всей видимости) начальство, к нему тянутся люди, чувствуя незаурядную натуру. Но он легко «сливает» и друзей, и любимых. Вот почему те мстят Зилову: заказали ему похоронный венок — словно Виктор уже умер. Это и символично: он и впрямь умер для них душой. Единственная страсть у него — сорваться в сентябре на утиную охоту. Нет, стрелок Зилов плохой, нервы ни к черту. Но это та форточка, в которую тянет духом свободы.
Пьесу «Утиная охота» сперва хотел напечатать «Новый мир», но затем отказался от этой идеи. Она вышла в региональном альманахе «Ангара». К пьесе у цензуры имелись претензии, она казалась слишком трагичной и острой на фоне все более мельчавшей и удалявшейся от реальной сложности жизни литературной продукции наступавшего «застоя». О том, как нелепо воспринималась пьеса не только цензурой, но и широкими читательскими массами, свидетельствует анекдотический факт. Герои пьесы работают в Бюро технической информации. Оказалось, что в Иркутске, где происходит действие «Утиной охоты», такое учреждение есть, и от имени его сотрудников был написан донос в ЦК КПСС о клеветническом характере выведенных в тексте персонажей и их работе. «Утиная охота» была впервые поставлена через шесть лет после создания и через четыре года после безвременной гибели автора.
Хмурым и дождливым осенним утром в новую пустую квартиру молодого человека Виктора Зилова рассыльный приносит похоронный венок. На ленте надпись: «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей». Так приятели Зилова подшутили над ним. Но Зилову не до шуток. И осень — повод для того, чтобы впасть в депрессию, и воспоминания о недавних событиях — тоже. В нескольких эпизодах из прошлого Зилова мы узнаем, что у него кризис в отношениях с женой Галиной, что умирает его отец, к которому Зилов, судя по всему, душевного участия не проявлял, что сам Зилов заводит дежурный роман на стороне, окончательно запутавшись в отношениях с женщинами. Что, наконец, у него проблемы на работе, и он может вылететь из Бюро за проявленную халатность. И вот Зилов собирает друзей и коллег в кафе «Незабудка». Завтра он с официантом кафе Димой идут на охоту. Утиная охота — единственная отдушина для Зилова. Но во время застолья он напивается, начинает «разоблачать» собравшихся, устраивает скандал. Запутанны отношения у Зилова со всеми окружающими. Вот, например, его всегдашний спутник на охоте Дима («Официант» — в перечне ролей). Бывший его одноклассник работает официантом, хорошо в жизни устроен по тем временам, крепко стоит на земле и уж точно по уткам не мажет, как нервный Зилов. «Он — двойник Зилова, двойник-антипод, антагонист-идеал… Он знает и умеет все, за исключением одной-единственной вещи. Он не знает, что окружающий мир живой, что в нем существует любовь, а не похоть, что охота — не физзарядка со стрельбой в цель… Официант абсолютно безупречен и так же абсолютно бесчеловечен», — замечает критик Е. Гушанская. Он — тень эпохи «застоя», такой внешне благообразной и «человечной» — во всяком случае, к человечности, к доброте беспрерывно взывавшей, точно молившей быть к ней снисходительным, если уж не покорным. Официант Дима — явление, которое тогда лишь копило силы, из социальной «тени» стараясь не выходить. Он пока на задворках, этот завидно цельный Дима, которого Зилов в подпитии высокомерно называет «лакеем»… После того застолья и получения похоронного венка Зилов готовится покончить с собой, но вместо этого звонит Диме и приглашает его на утиную охоту.
Пожалуй, это самая сильная пьеса наших 60–70-х. Написанная в 1970 г., она многое предрекла в ближайшем будущем. Зилов — отнюдь не хозяин жизни. Зато он герой времени. А ведь герой времени всегда в свое время, в свою эпоху не вписывается именно потому, что слишком концентрированно выражает ее суть и ее завтрашнюю судьбу. Рядом с Зиловым остальные все — конформисты, готовые найти свое маленькое счастье в жизни, свою уютную лузу. Зилову же в лузе плохо, душно, невмоготу. Вот почему он прет на рожон, затевает с другими ссоры, совершенно вроде бы беспричинные. Зилов несносен бывает подчас, как несносен избалованный ребенок, которому слишком многое дали задаром и еще больше наобещали. В этом спортивном на вид Дон-Жуане заметна дряблость душевных «мышц» — и он сам это чувствует, и сам раздражается от этого на других, на себя. В кульминационный момент он будет содрогаться то ли в плаче, то ли в смехе — короче, в истерике. А ведь исхода из этого нет! Герою эпохи не дано выскочить из нее — он должен болеть вместе с нею; он с нею, возможно, будет вынужден умереть — в отличие от других, не столь ярких, более обыденных и приспособленных к любым ветрам перемен.
Есть в ремарке пьесы такой оборот: «бремя несбывшихся надежд». Вот оно, это бремя, и оседлало душу Зилова навсегда!
Зилов — один из последних по времени в галерее лишних людей, этого фирменного для России типа персонажей, которые находятся в разладе со своей эпохой, слишком полно ее выражая. Пьеса до сих пор не утратила актуальности, постоянно ставится в театре, причем порой время действия переносится в наши дни...
«З и л о в. Ты тоже хорош. Живым людям венки разносишь, а ведь наверняка пионер. Я бы в твоем возрасте за такое дело не взялся бы.
М а л ь ч и к. Я не знал, что вы живой.
З и л о в. А если бы знал, не понес бы?
М а л ь ч и к. Нет.
З и л о в. Спасибо и на этом».
«К у ш а к. Ну как же так?
Г а л и н а. А у него так. Главное — сборы да разговоры».
«Г а л и н а (почти с ненавистью). Ты все забыл. Все!
З и л о в. Ну хватит. (Грубо). Иди сюда. (Силой привлекает ее к себе).
Галина вырывается и медленно от него отступает. Молчание.
Галина вдруг опускается на стул и плачет.
(Не сразу, с искренним огорчением). Ну вот… Вспомнили молодость».
«С а я п и н. Я не могу понять — ты влюбился или ты над ней издеваешься?»
«З и л о в. Друзья! А кто еще?.. Откровенно говоря, я и видеть-то их не желаю.
О ф и ц и а н т. Поссорился?
З и л о в. Поссорился?.. Вроде бы да… А может, и нет… Да разве у нас разберешь?.. Ну вот мы с тобой друзья. Друзья и друзья, а я, допустим, беру и продаю тебя за копейку. Потом мы встречаемся и я тебе говорю: «Старик, говорю, у меня завелась копейка, пойдем со мной, я тебя люблю и хочу с тобой выпить». И ты идешь со мной, выпиваешь. Потом мы с тобой обнимаемся, целуемся, хотя ты прекрасно знаешь, откуда у меня эта копейка. Но ты идешь со мной, потому что тебе все до лампочки, и откуда взялась моя копейка, на это тебе наплевать… А завтра ты встречаешь меня — и все сначала…»