Главный персонаж романа Э. Бёрджесса «Заводной апельсин» (1962 г.), юный английский гопник 1995 г., который волей обстоятельств перерождается и платит по счетам за свои прошлые преступления. Один из главных «антигероев» в литературе 20 века.
Подкаст о персонаже. Читает Валерий Бондаренко.
О внешности Алекса мы почти ничего не знаем, ведь в романе он и протагонист, и рассказчик. Но его прикид свой и своих дружков он описывает детально: «Каждый из нас четверых был prikinut по последней моде, что в те времена означало пару черных штанов в облипку со вшитой в шагу железной чашкой, вроде тех, в которых дети пекут из песка куличи, мы ее так песочницей и называли, а пристраивалась она под штаны как для защиты, так и в качестве украшения, которое при определенном освещении довольно ясно вырисовывалось, и вот, стало быть, у меня эта штуковина была в форме паука… Потом полагались еще короткие куртки без лацканов, зато с огромными накладными плечами (s myshtsoi, как это у нас называлось), в которых мы делались похожими на карикатурных силачей из комикса. К этому, блин, полагались еще галстучки, беловатенькие такие, сделанные будто из картофельного пюре с узором, нарисованным вилкой. Волосы мы чересчур длинными не отращивали и башмак носили мощный, типа govnodav, чтобы пинаться».
Алекс — выраженный социопат с садистическими наклонностями. Он испытывает почти оргазм от унижений и страданий других. При этом личность это и эмоционально тонкая: Алекс обожает классическую музыку, особенно творения Л. ван Бетховена, но их звуки порождают в его душе извращенные грезы о массовых убийствах. Можно предположить, что Алекс страдает страхом смерти и неукрощенной подростковой гиперсексуальностью. Он осознает себя принципиально асоциальным (скорее, антисоциальным) типом. При этом нуждается в общении с другими людьми, в их признании — точнее, в их реакции, будь то признание его авторитета или страх перед ним. Больше того, Алекс — по-своему личность харизматичная: он главарь банды хулиганов-подростков. Коротко говоря, Алекс воплощает комплексы и психологические проблемы неблагополучной молодежи в наиболее острой, патологической форме.
В 1959 году у английского писателя и журналиста Энтони Бёрджесса обнаружили опухоль мозга и предрекли писателю год жизни. Решив за этот год обеспечить семью, он засел за работу над несколькими романами. Так родился «Заводной апельсин» — бестселлер, его обессмертивший и давший начало новому направлению в искусстве — киберпанку.
Об автобиографической подоплеке сюжета романа и образа Алекса Бёрджесс рассказал следующее: «Эта чертова книга — труд, насквозь пропитанный болью… Я пытался избавиться от воспоминаний о своей первой жене, которую во время Второй мировой зверски избили четверо дезертиров из американской армии. Она была беременна и после этого потеряла ребенка. После всего, что произошло, она заболела депрессией и даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Позже она тихонько спилась и умерла».
Автор владел несколькими иностранными языками, в том числе русским. Его он использовал при создании весьма колоритного жаргона своих персонажей-гопников: «Словарь моих хулиганов из космической эры будет смесью из русского языка и упрощенного английского, и все это будет перемежаться рифмованным сленгом и цыганщиной. Русский суффикс “надсат” станет названием диалекта молодых людей, на нем будут говорить “други”, или “другс”, или друзья по банде... В тлеющем в глубине моего ящика черновике много насилия, в законченном романе его будет еще больше, поэтому странный новый жаргон может стать своего рода завесой, прикрывающей чрезмерную жестокость, и не давать разгуляться собственным основным инстинктам читателя. Тонкая ирония была в том, что равнодушные к политике тинейджеры, видевшие самоцель в тоталитарной жестокости, прибегали к жаргону, основанному на двух главных политических языках времени» .
Итак, место действия: Англия. Время действия: где-то 1995 год (двух лет до этой даты не дожил автор!). Kodla из трех друзей-тинов «с» рабочего района занимается всяким там krasting’ом магазов, квартир и прохожих с целью добывания babok и просто для полноты чувств. Пусть не смущают вас babki и kodla: герои Бёрджесса выражаются на сленге, в котором много русских слов — таким виделся писателю молодежный английский сленг середины 90-х. Совершив непредумышленное убийство, Алекс оказывается в тюрьме, где ему предлагают вместо долгой отсидки пройти краткосрочную промывку мозгов. На свободу он выходит, лишенный всяческих агрессивных рефлексов и… сексуальности. Наступает время платить по счетам. Теперь Алекс встречается со всеми своими жертвами, которые с удовольствием мстят ему, а он не может им даже сопротивляться. Впрочем, Бёрджесс в конце концов помиловал своего героя.
Мы у колыбели — у колыбели киберпанка. Именно Бёрджесса многие называют родителем этого нагло беспокойного чада, языком литературы и кино рассказывающего нам о высокотехнологическом, но крайне неуютном, неприглядном грядущем человечества. Психотравма рождения киберпанка была нешуточная (см. ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ). Название романа многозначно. «Заводной апельсин» на сленге лондонских кокни — нечто косое, подозрительное, «с душком». Беспомощным механизмом, «заводным апельсином» пытается сделать Алекса «тоталитарное» (по британским меркам) государство. Но и весь мир — как нелепая и зловещая игрушка, как заводной апельсин в руках бога. Бог заводит и заводит его, и все повторяется снова и снова, ведь исправление Алекса не означает, что его дети не повторят тех же ошибок…
В образе Алекса Бёрджессу удалось создать убедительный, «жизненный» образ-типаж, имеющий место в любом обществе, но особенно характерный и по-своему влиятельный сегодня (со своей субкультурой, которая оставила заметный след в массовой культуре 20 и 21 вв.), а также поставить ряд острых социальных проблем, актуальных и в наши дни. Алекс прочно вошел в списки антигероев-злодеев, занимая высокие места в этих рейтингах.
«…правительство, судьи и школы не могут позволить нам быть плохими, потому что они не могут позволить нам быть личностями».
«Что касается музыки, то она как раз все во мне всегда обостряла, давала мне почувствовать себя равным Богу, готовым метать громы и молнии, терзая kis и vekov, рыдающих в моей — ха-ха-ха — безраздельной власти».
«Быть может, человек, выбравший зло, в чем-то лучше человека доброго, но доброго не по своему выбору?»
«Подлые griaznyje выродки в той беленькой больничке сделали меня таким, что теперь мне без доброты и помощи хоть пропадай, они даже так сделали, чтобы я и сам не мог предложить другим помощь и доброту, если кому-нибудь таковая понадобится».