Нем. Hans Kastorp. Формально главный герой интеллектуального (философского) романа П. Т. Манна «Волшебная гора» (1912–1924 гг.), молодой немецкий буржуа начала 20 века (гамбургский инженер), за душу которого идет схватка между адептом традиционных гуманистических ценностей Сеттембрини и сторонником ницшеанства и авторитаризма Нафтой.
«Буриданов осёл всегда на распутье». Подкаст о персонаже. Читает Валерий Бондаренко.
С самого начала автор замечает, что его герой — «ничем не примечательный молодой человек». Он из состоятельной семьи, поэтому «неженка» и одет весьма модно и дорого. Вот его первое появление на страницах романа: «Ганс Касторп — так зовут молодого человека — с его ручным чемоданчиком из крокодиловой кожи, <…> с его портпледом и зимним пальто, мотающимся на крючке, был один в маленьком, обитом серым сукном купе; он сидел у окна, и так как воздух становился к вечеру все свежее, а молодой человек был баловнем семьи и неженкой, он поднял воротник широкого модного пальто из шелковистой ткани».
Ганс Касторп — обычный, вполне ординарный человек, однако в силу образованности, воспитания и обстоятельств ему оказываются доступны духовные сокровища, накопленные европейской цивилизацией за тысячи лет. Сам он по природе своей склонен больше к добру, своим истинным наставником выбирает гуманиста Сеттембрини и тянется именно к нему. К тому же Касторп из семьи кальвинистов и поэтому априори не доверяет иезуиту Нафте. По сути, Касторп — то, что в театре называлось амплуа «простака», однако этот «простак» способен увидеть противоречия и слабости как в позиции блестящего и надменного Нафты, так и в словах бесконечно ему симпатичного Сеттебрини. Ганс Касторп воплощает будущее Европы. От него будет зависеть, по какому пути пойдет она в момент острого кризиса, который разразится в конце романа.
Смысловым зерном будущего романа стала новелла Т. Манна «Тристан» (1903 г.). Поводом для написания его — посещение туберкулезного санатория в Давосе, где лечилась жена писателя. Это посещение дало много бытового материала для романа. Начав его в 1912 году, Манн прервал работу над ним на годы Первой мировой войны и засел за его окончание только в 1920-м. Это действительно спор за душу современника, а учитывая, что Касторп юноша, — за само будущее Европы. Двухтомное огромное повествование создавалось Т. Манном целых двенадцать лет (1912–1924 гг.). Начатый в довоенной Европе, упивавшейся золотым закатом «прекрасной эпохи», баловавшейся пряными цветами декаданса, роман был закончен в совсем другом времени, когда гремели джаз и выстрелы первых фашистских путчей. Во второй половине 20 века эта книга, казалось, канула в историю, но в наши дни она сделалась неожиданно актуальной...
Молодой гамбургский инженер Ганс Касторп приезжает в туберкулезный санаторий «Берггоф» близ Давоса навестить больного кузена. Он думает, что визит его будет почти мимолетным. Он еще не знает, что задержится в этом швейцарском живописном и супершикарном захолустье надолго, что встретит тут свою любовь, а также и наставников, которые будут вести за его душу ожесточенный спор; Касторп станет свидетелем нескольких смертей (и самоубийств, в том числе) и начала Первой мировой войны. Обитатели «Берггофа» ведут сверхкомфортабельное существование, они как бы в раю пребывают здесь, но в раю не после, а до своей смерти — а это великая разница! Кто-то хватается за мимолетные, ускользающие радости жизни, кто-то с головой погружается в мистику (привет вам, миры параллельные!), кто-то предается праздным мечтам (чем ведь тоже не параллельный мир?..), а Касторп по-немецки усердно мотает на ус всякие мудрые откровения рядом сидящих.
Наставников у него двое: гуманист и поклонник разума и прогресса адвокат Сеттембрини — и выкрест-еврей (а заодно и иезуит) Нафта. Первый изящен, красноречив и остроумен, но истины его кажутся порой потертыми, навсегда поблекшими, как и его воротнички. Безобразный низкорослый, но элегантный Нафта отточен в формулировках, однако несмотря на сверхмодный костюм ратует за иррационализм, мистику и всяческий консерватизм, из которого (мы-то уж знаем!) и нацизм, между прочим, вырос.
Мы покинем героя на поле боя, среди огня и грязи войны — и как сложится его фронтовая судьба, одному богу известно… В разразившихся обстоятельствах автору он сделался вдруг безразличен: все важное про Касторпа и вокруг Касторпа будет им уже сказано.
Перед нами ярко выраженный философский роман, и главным героем его является не какой-то там выдуманный юноша Касторп Ганс, а само Время. «Это роман о времени, причем в двойном смысле: в историческом, ведь он пытается воссоздать внутренний мир послевоенной эпохи в Европе, но также и потому, что само время является предметом этого романа. Ведь время выступает не только опытом романного героя, здесь речь идет о времени изнутри, о самом времени» (американская писательница С. Зонтаг).
Интеллектуальные споры в романе отражают искания европейской интеллигенции 1900–1920-х гг., затрагивают социальные и нравственные последствия важнейших философских и научных доктрин того времени, включая психоанализ З. Фрейда и теорию К. Г. Юнга. При этом писатель весьма критически оценивает достоинства и недостатки любых современных ему теорий и социальных практик. Ясно, что Нафта с его идеализацией махрового Средневековья и культом силы — антигуманист в крайней степени. Но ведь и Сеттембрини как-то пренебрегает плотской, природной частью человека, так что его гуманизм неполон. Манн ищет формулу, которая позволила бы вписать ценности гуманизма (для него после опыта Первой мировой войны очевидные и абсолютные) в современный мир с учетом всех его, мира, достижений и новых знаний — в том числе, и с вписыванием человека в природу как ее внимательного сына, а не только бездумного господина. Вот почему понадобился писателю туберкулезный санаторий и довольно тщательное копание в человеческих недугах — физических и душевных. «...Через приключение организма к идее человека», — так сформулировал писатель замысел своего романа.
Ну, а для нашего времени в чем значение этого произведения? В том, прежде всего, что оно есть предупреждение об антигуманизме, «расчеловечивании», которыми чревата всякая «эпоха перемен», которыми она заразно больна. И хоть от жестокости истории ни автор своего героя, ни роман своего читателя не убережет, но задуматься и искать выход из этой вот духовной «закавыки» — заставит…
«О смерти ни один человек, если бы он ожил, ничего не смог бы толком рассказать, ведь смерть не переживают. Мы приходим из тьмы и уходим во тьму, между этим лежат переживания, но начало и конец, рождение и смерть нами не переживаются, они лишены субъективного характера, как события, они целиком относятся к сфере объективного».
«Нет, знать ничего нельзя, и поэтому мы не имеем права предполагать самое худшее».
«Вы не заметили, что когда русский говорит “четыре часа”, это все равно что кто-нибудь из нас говорит “один”? Разве небрежность этих людей в отношении времени не связана с безмерностью пространства, которое занимает их страна? Там, где много пространства, много и времени — недаром про них говорят, что это народ, у которого есть время и который может ждать».
«Только бездушным непониманием юношества можно объяснить представление, будто молодежь жаждет свободы. В душе она страстно жаждет послушания».
«Одаренный молодой человек — вовсе не чистый лист бумаги, а скорее лист, на котором симпатическими чернилами все уже написано, хорошее и дурное, и дело воспитателя — энергично развивать хорошее, а дурное, если оно стремится проступить на этом листе, навсегда уничтожить, соответствующим образом влияя на него».