Герой романа Ю. К. Олеши «Зависть» (1927 г.), молодой представитель поверженного старого мира, сочетающий в себе порочность, беспомощность, цинизм и душевную утонченность, равно прекрасную и бесплодную.
«Зависть». Фрагмент аудиокниги. Читает Максим Суханов.
«Плохой сын века, который сам себя высек». Подкаст о персонаже. Читает Валерий Бондаренко.
О внешности Кавалерова нам почти ничего неизвестно. Первая часть «Зависти» написана от его имени, во второй он вроде бы дан более отстраненно: повествует автор, но обо всей внешности героя мы точно знаем лишь, что у него красные подтяжки. Зеркала стойко отражают не столько самого Кавалерова, сколько поток его чувств и фантазий. Правда, он говорит о себе: «Я и в самом деле мог показаться смешным; этакий вихрастый фрукт». К тому же он очень неловок, нескладен — однако и это скорбное обстоятельство герой превращает в микропоэму в прозе: «Меня не любят вещи. Мебель норовит подставить мне ножку. Какой-то лакированный угол однажды буквально укусил меня. С одеялом у меня всегда сложные взаимоотношения. Суп, поданный мне, никогда не остывает. Если какая-нибудь дрянь — монета или запонка — падает со стола, то обычно закатывается она под трудно отодвигаемую мебель. Я ползаю по полу и, поднимая голову, вижу, как буфет смеется».
Характер Кавалерова имеет богатую литературную родословную. В нем сочетаются разлад со своим временем, как у «лишних людей» 1820—1850-х гг.; уязвленность жалким социальным положением, как у «маленького человека» (героя Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского); черты антигероя — «подпольного человека»; утонченный, почти демонстративный эстетизм персонажа эпохи «декаданса» (Серебряного века; в самом интонационном строе речи и героя, и автора чувствуется сильное — общее для нашей прозы 20-х гг. — влияние А. Белого). Николай Кавалеров совмещает в себе выспренний романтизм — и самый грубый цинизм, оставаясь при этом по-своему цельной личностью, которая готова отстаивать себя наперекор любым обстоятельствам и осознанию собственной обреченности.
Исследователи нашли много источников романа. Сама тема и название взяты у французского писателя первой половины 19 века Э. Сю (его роман «Зависть»). Находят также общие мотивы в произведениях Э. Т. А. Гофмана, К. Гамсуна, Л. Н. Андреева. Брутальный оптимист Андрей Бабичев имеет черты сходства с В. В. Маяковским и даже совпадения с биографией… В. И. Ленина. Впрочем, некоторые подозревают, что в образе Андрея Бабичева Олеша «продернул» своего земляка-одессита и литературного соперника — жизнелюба и «везунчика» В. П. Катаева. Образ неистощимого выдумщика гротескного Ивана Бабичева навеян, возможно, творчеством и самими яркими личностями обэриутов. Наконец, главный герой Николай Кавалеров, «плохой сын века», имеет черты сходства с автором. Во всяком случае, сам Олеша, выступая на Первом съезде советских писателей (1934 г.), признался, что его герой смотрит на мир глазами автора: «Краски, цвета, образы, сравнения, метафоры и умозаключения Кавалерова принадлежат мне».
Роман начинается вопреки всем табу русской классики с самого физиологического момента: «Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек». «Он» — это начальник советского пищевого треста Андрей Бабичев. А рассказывает о нем его жилец, почти бродяга из «благородных» (ну, хотя б «образованных») 27-летний Николай Кавалеров, которого Бабичев подобрал на улице и поселил у себя, пока приемный сын Андрея футболист Володя Макаров в отъезде. Итак, Бабичев, добрая душа, пригрел этого паразита Кавалерова, а тот весь желчью исходит. Абсолютная несовместимость когда-то романтика, литературного батрака Кавалерова — и суперуспешного бюрократа новой России Андрея Бабичева! Андрей Бабичев мечтает решить главную проблему времени: накормить граждан СССР дешево и сердито, а именно создать сеть качественных столовых для трудящихся. Но Кавалерову-то летать (в смысле — «парить») охота! Да и просто горько сознавать себя ненужным обноском на обочине новой жизни. То, что Кавалеров — тоже личность, автор убеждает нас тем хотя бы, что именно ему отдает свои самые головокружительные, самые яркие метафоры, которые, конечно, спорят сутью своей с простым и рациональным миром Андрея Бабичева и Володи Макарова, этого человека нового типа — «человека индустриального».
Неуютно Николаю Кавалерову среди людей новой России… И тут он знакомится с братом Бабичева Иваном, более ярким и сильным, но таким же неисправимым романтиком, как Кавалеров. Прекрасный рисовальщик, фантазер, изобретатель, теперь он такой же, как Николай, деклассированный элемент: бродит по пивнушкам, подрабатывая портретами посетителей, и проповедует необходимость «организовать заговор чувств» —в противовес бездушной эре социализма, отрицающей ценности века минувшего: жалость, нежность, гордость, ревность, честь, долг, любовь… Он хочет устроить «последний парад этих чувств». А еще он создал (якобы) машину Офелию, которая может всё, которая могла бы осчастливить новый век. Она — это «ослепительный кукиш, который умирающий век покажет рождающемуся». Между тем Кавалеров влюбляется в дочь Ивана Валю, и это самые поэтичные страницы романа:
«Солнечный свет скользнул по плечу ее, она качнулась, ключицы вспыхнули, как кинжалы. Десятую долю минуты длилось разглядывание, и сразу же Кавалеров понял, холодея, какая неизлечимая тоска останется в нем навсегда — оттого, что он увидел ее, существо другого мира, чуждое и необыкновенное, и ощутил, как безысходно мило выглядит она, как подавляюще недоступна ее чистота…
Бабичев ждал ее, протянув руку.
— Валя, — сказал Кавалеров. — Я ждал вас всю жизнь. Пожалейте меня…
Но она не слышала. Она бежала, подкошенная ветром».
Нет, не суждено будет Николаю Кавалерову испытать счастье. Он вернется в конце концов к своей прежней любовнице — сорокапятилетней толстухе Анечке Прокопович — и разделит ее с таким же опустившимся неисправимым романтиком и фантазером Иваном Бабичевым. Тостом Ивана за равнодушие (единственную для них возможность жить в предложенных судьбой обстоятельствах) и завершится роман.
Первая же фраза романа, прочитанная автором перед редколлегией журнала «Красная новь», вызвала крик восторга у главреда Ф. Ф. Раскольникова. Роман Олеши на ура приняли самые разные, непримиримые между собой критики, от А. В. Луначарского и М. Горького до В. Ф. Ходасевича и В. В. Набокова. Всех, кажется, покорила даже не идея произведения, а, прежде всего, его изысканный стиль. «Строки романа входили в обиход, становились поговорками, и казалось, что имена героев романа станут нарицательными, как имена Хлестакова и Тартарена», — вспоминал современник (И. Березарк, «Штрихи и встречи»).
Через тридцать лет автор не без гордости и чисто польского щегольства заметит: «У меня есть убеждение, что я написал книгу “Зависть”, которая будет жить века. У меня сохранился её черновик, написанный от руки. От этих листов исходит эманация изящества». Итожа трагический опыт своего поколения, писатель мог бы добавить: его книга показывает, что неудачникам порой легче пережить «великую эпоху перемен», чем тем, кто считает себя ее истинными творцами и героями, являясь на самом деле лишь ее временными «хозяевами»…
Сейчас мы можем выразить значение романа и следующим образом. Писатель, быть может, не осознавая до конца этого, сполна выразил трагическую коллизию эпохи модерна: конфликт между крайним индивидуализмом ее творцов (неизбежным следствием их же гениальной одаренности и одержимости) — и наступавшим на человека техническим (и технологическим) прогрессом, который подминал под себя, нивелировал и часто губил яркую личность. Творцы выпустили джинна из бутылки — себе же на голову…
«Судьба моя сложилась так, что ни каторги, ни революционного стажа нет за мной. Мне не поручат столь ответственного дела, как изготовление шипучих вод или устройство пасек. Но значит ли это, что я плохой сын века, а вы — хороший? Значит ли это, что я — ничто, а вы — большое нечто?»
«Вот самое главное: уйдите с треском. Чтоб шрам остался на морде истории, — блесните, чёрт вас подери! Ведь всё равно вас не пустят туда. Не сдавайтесь без боя…»
« — Выпьем, Кавалеров... Мы много говорили о чувствах... И главное, мой друг, мы забыли... О равнодушии... Не правда ли? В самом деле... Я думаю, что равнодушие есть лучшее из состояний человеческого ума. Будем равнодушны, Кавалеров! Взгляните! Мы обрели покой, мой милый. Пейте. За равнодушие. Ура!»