Главный герой трилогии Л. Н. Толстого «Детство» (1852 г.), «Отрочество» (1852–1854 г.), «Юность» (1855–1857 г.), на примере которого писатель исследует становление характера человека в разные периоды жизни. Имеет много автобиографических черт.
«Три эпохи становления человека». Подкаст о персонаже. Читает Валерий Бондаренко.
И в отрочестве, и особенно в юности Николенька весьма озабочен своей недостаточно образцовой для светского человека внешностью. «Мое comme il faut состояло, первое и главное, в отличном французском языке и особенно выговоре… Второе условие comme il faut были ногти длинные, отчищенные и чистые; третье было умение кланяться, танцевать и разговаривать; четвертое, и очень важное, было равнодушие ко всему и постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки… Отношение сапог к панталонам тотчас решало в моих глазах положение человека». Однако то, что так легко удается более поверхностным и бездумным людям, Николеньке приходится вырабатывать ценой немалых усилий.
С самого начала Николенька слишком чувствителен и плаксив (с точки зрения нашего более сдержанного в проявлении чувств современника), ну да ведь и прототип проходил в семейных преданиях Толстых как «Лёва-рёва» или «Пузырь». Еще никогда в мировой литературе так детально, подробно не анализировались движения души, переживания человека во всей их противоречивой сложности. Николенька инстинктивно добр, что не мешает ему проявлять жестокость к некоторым людям, не могущим дать отпор. Серьезные духовные поиски перебиваются тщеславными порывами сделаться светским человеком comme il faut. Характер героя находится в процессе становления, и к чести Николеньки, он обычно трезво и бескомпромиссно судит о себе.
О своей трилогии Л. Толстой высказался категорически: «Без ложной скромности: это — как “Илиада”!» И восстал против издателя, опубликовавшего первую часть начинающего автора под заглавием «История моего детства»: «Кому интересна история моего детства?!» Да, строительным материалом повествования стали воспоминания автора, массу обстоятельств личной жизни и прототипов отрыли исследователи в трилогии. Но Толстой полагал: он пишет не о себе, он пишет в целом о человеке, об этапах — «эпохах», как он выражался! — его становления. 23-летний начинающий автор замыслил создать обширный роман «Четыре эпохи развития» — развития отдельно взятого человека. Основой послужил дневник Толстого, который он вел с 19 лет. Однако замысел вылился в трилогию. Материал для задуманной последней части — «Молодости» — во многом вошел в другие ранние произведения Толстого, в особенности в повесть «Казаки» (1862 г.).
Николенька Иртеньев — повествователь и главный герой трилогии. Вместе с родителями, старшим братом Володей и сестрой Любочкой Николенька живет в имении, в котором угадывается родная автору Ясная Поляна. Рай детства, который вроде бы вознамерился описать Толстой, вовсе не такой уж безоблачный. Драматизм повествования нарастает и разрешается в конце повести настоящей трагедией: мать Николеньки умирает.
«Отрочество» открывается одной из лучших (если не лучшей) сценой во всей трилогии: описанием грозы, которая застает семейство Иртеньевых по дороге в Москву. Однако в целом «Отрочество» — самая драматичная, полная дисгармонии часть трилогии, совершенно в соответствии с концепцией неумолимого автора. Мир «невинности, добра и правды», мир детства рассыпается на глазах. Подросток Иртеньев узнает смуту любовного влечения и социального тщеславия, отчего кажется порой себе (и другим) хуже, чем есть на самом деле. Обстоятельства, обстановка жизни (совершенно согласно с всё той же концепцией) корежат и пытаются разломать чистую душу Николеньки.
Душевный мир и гармонию герой-повествователь отчасти возвращает себе лишь в «Юности», которую так украсила дружба с молодым князем Нехлюдовым и его интеллигентным (а не только аристократическим) семейством. Теперь Николенька старается выработать некие правила порядочной жизни, где, впрочем, высокий нравственный идеал уживается с кодексом юного великосветского человека comme il faut (франц. «как нужно», «как следует»). Он, конечно, на глазах умнеет, наш Николенька, — умнеет и взрослеет, он учится противостоять сокрушительным внешним «обстоятельствам». Но ведь и обстоятельства-то меняются: в круг его общения входят не только родственники, светские знакомые и крепостные слуги, но и студенты-разночинцы университета — те люди, которым через несколько лет, в 1860-е, суждено стать весьма заметной силой в российском обществе.
В основе трилогия Толстого лежит теория Ж. Ж. Руссо. Толстой утверждал: «Во всех веках и у всех людей ребенок представляется образцом невинности, безгрешности, добра, правды и красоты. Человек родится совершенным есть великое слово, сказанное Руссо, и слово это, как камень, остается твердым и истинным». Что ж, великие велики и в своих заблуждениях, которые ознаменовывают и великими же свершениями. Да это ведь и естественно: вспоминать детские годы ярко и ностальгически… Первые две части трилогии наделали фурор в литературных кругах. «Мы даже несколько оробели перед его талантом, который показался нам чуть не гениальным», — вспоминал один из издателей И. И. Панаев. Трилогия в целом утвердила за Толстым репутацию едва ли не самого глубокого психолога в европейской литературе.
«Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и силы веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная, потребность любви были единственными заблуждениями в жизни?» («Детство»)
«А я убежден, что ничто не имеет такого разительного влияния на направление человека, как наружность его, и не столько самая наружность, сколько убеждение в привлекательности или непривлекательности ее». («Отрочество»)
«Едва ли мне поверят, какие были любимейшие и постояннейшие предметы моих размышлений во время моего отрочества, — так как были несообразны с моим возрастом и положением. Но, по моему мнению, несообразность между положением человека и его моральной деятельностью есть вернейший признак истины». («Отрочество»)
«Несмотря на происходившую у меня в голове путаницу понятий, я в это лето был юн, невинен, свободен и поэтому почти счастлив». («Юность»)
«Могу смело сказать, что я был гораздо лучше в действительности, чем то странное существо, которое я пытался представлять из себя; но все-таки и таким, каким я притворялся, Нехлюдовы меня полюбили и, к счастию моему, не верили, как кажется, моему притворству». («Юность»)