Героиня пьесы Б. Шоу «Пигмалион» (1912 г.), уличная цветочница, которую, ставя социальный эксперимент, перевоспитывают в герцогиню профессор Хиггинс и полковник Пикеринг.
«Пигмалион». Фрагмент спектакля Государственного академического Малого театра. В роли Элизы Дулиттл — Дарья Зеркалова
Шоу описывает её так: «Ее никак нельзя назвать привлекательной. Ей лет восемнадцать-двадцать, не больше. На ней черная соломенная шляпа, сильно пострадавшая на своем веку от лондонской пыли и копоти и едва ли знакомая со щеткой. Волосы ее какого-то мышиного цвета, не встречающегося в природе: тут явно необходимы вода и мыло. Порыжелое черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен; из-под него видны коричневая юбка и холщовый фартук. Башмаки, видно, также знали лучшие дни. Без сомнения, она по-своему чистоплотна, однако рядом с дамами решительно кажется замарашкой. Черты лица у нее недурны, но состояние кожи оставляет желать лучшего; кроме того, заметно, что она нуждается в услугах дантиста».
Элиза, с одной стороны, простодушна, как ребенок. Но с другой — она дитя улицы, дитя трущоб и меньше всего склонна поэтому видеть жизнь в розовом свете. Однако перемена в ее жизни столь разительна, что пробуждает в ней и уверенность в себе, и мечты о счастье, и насмешку над собой (Элиза «дразнит» себя новую — эту леди, показывая язык своему отражению в зеркале). Выбор, который прочит ей автор (брак с Фредди), показывает, что девушка она весьма трезвомыслящая: Элиза состоялась как личность и, будучи лидером (или сильным человеком), нуждается в более слабом партнере — для гармонии, для житейского равновесия.
Б. Шоу весьма остро воспринимал социальные проблемы своего времени. Он чувствовал, что «прекрасная эпоха» относительного процветания беспримесного капитализма заканчивается. В Англии социальное неравенство усугублялось сильными пережитками сословного общества. Народ и элита представляли собой как бы два народа, что, впрочем, стало очередной британской традицией со времен Вильгельма Завоевателя (11 в.). Шоу давно увлекался фонетическими особенностями английского языка разных страт общества. Таковы были мотивы написания пьесы. Античный миф о великом скульпторе Пигмалионе, который влюбился в созданную им статую девушки Галатеи и добился, чтобы она ожила, драматург остроумно «уронил» в проблемы и реалии своей эпохи. Еще один литературный источник сюжета — роман Т. Смоллетта «Приключения Перигрина Пикля» (1751 г.), где опыт с переброской человека в иной слой общества посредством привития другого произношения успехом не увенчался. Пьесу Шоу создал за четыре месяца. Театральной премьерой творческая история пьесы не ограничилась. У пьесы открытый финал, в отличие от сценария 1938 года, который Шоу написал для экранизации, и от либретто знаменитого мюзикла Ф. Лоу «Моя прекрасная леди» (1956 г.). Правда, Шоу дает намек на то, что у Элизы теперь аж три жениха: Хиггинс, противный, грубый, но такой яркий и талантливый, Пикеринг, джентльмен до мозга костей, и Фредди, милый великосветский юноша, влюбленный в «герцогиню» без памяти. Элиза вольна выбирать — но выбор ли это по любви или в силу лишь обстоятельств, ведь теперь, став по манерам леди, однако не имея средств быть леди «по жизни», девушка, по существу, не может строить жизнь самостоятельно. Впрочем, добрый автор и здесь поможет своей героине… Лично Шоу полагал, что Элиза выберет милого и покладистого Фредди, а не взрывного и властного Хиггинса. Прототипами Хиггинса стали филолог Г. Суит и друг писателя художник Ф. Лейтон. Элиза и ее судьба во многом «списаны» с актрисы и натурщицы Д. Дин (А. Э. Пуллен), которая считалась тогда «прекрасным образцом греческой (античной, классической) красоты», по мнению критиков.
Собственно, «Пигмалион» — и вариация истории Золушки. Двое джентльменов, профессор Хиггинс и полковник Пикеринг, решили сделать из замарашки уличной цветочницы Элизы Дулиттл настоящую леди и выдать ее на одном из раутов за герцогиню. Увы, Золушка 20-го века сперва выражается в пьесе вовсе не по-сказочному: сочно и грубо, что и послужило поводом устроить на комедию гонения. Комедию? И впрямь здесь множество уморительных сцен. Вот Элиза впервой появляется в свете и вдруг слетает с аристократической беседы ни о чем на лихой уличный жаргон. Или вот еще: к Хиггинсу является отец Элизы мусорщик Дулиттл — человек, «не знающий страха и стыда», и такой при этом краснобай, что один американский миллионер завещает ему в конце концов деньги за его «высоконравственные» проповеди (которые не что иное, как корыстное обоснование бесстыдной жизненной позиции старого циника и прохиндея). Кстати, свой экзамен на герцогиню Элиза выдержит на пять с плюсом. Сплошной зефир в шоколаде, дивный хеппи-энд, так любимый английской литературой? Увы, как раз после бала выясняется драматическая подоплека веселого вроде бы приключения. «На что я годна? К чему вы меня подготовили? Куда я пойду? Что будет дальше? Что со мной станет?..» Эти вопросы Элизы остаются в пьесе без ответа.
При своем появлении в 1912 году пьеса Бернарда Шоу «Пигмалион» вызвала осуждение консервативных критиков и не сразу была допущена на британскую сцену. Заговорила Элиза сперва по-немецки: премьера «Пигмалиона» была в Вене . А ведь ныне это самая популярная пьеса самого популярного (после Шекспира) английского драматурга! Шоу видел причину вот в чем: «“Пигмалион” — это насмешка над поклонниками “голубой крови”… каждая моя пьеса была камнем, который я бросал в окна викторианского благополучия».
Бернард Шоу верил в то, что постепенно, посредством просвещения и добровольного социального компромисса, капиталистическое общество (жестокость и несправедливость которого была всем уже очевидна) можно преобразовать в общество справедливое (в понятиях начала 20 века — «социалистическое»). Собственно, автор показывает, что богачи от бедняков отличаются только манерами, вся их хваленая «нравственность» (викторианская мораль) обусловлена лишь материальным благополучием, устроенностью в жизни (за счет, между прочим, других). Бедняки — не иная порода людей (темная, нездоровая и опасная; в ходу тогда была теория биологического «вырождения» бедняков), а жертвы несправедливого устройства жизни. То есть Шоу был историческим оптимистом и впрямую возражал прогнозу Г. Уэллса в его романе «Машина времени» (1895 г.). Оба предчувствовали социальные перемены 20 века. И оба оказались правы: каждый по-своему.
Э л и з а п р о ф е с с о р у Х и г г и н с у: «Мне хочется ласкового слова, внимания. Я знаю, я простая, темная девушка, а вы джентльмен и ученый; но всё-таки я ведь человек, а не пустое место».
«Э л и з а. Ах, если бы я могла опять вернуться к моей корзине с цветами! Я бы не зависела ни от вас, ни от отца, ни от кого на свете! Зачем вы отняли у меня мою независимость? Зачем я пошла на это! А теперь я просто жалкая раба, несмотря на все свои красивые платья».
Э л и з а П и к е р и н г у: «Знаете, когда по-настоящему началось мое воспитание?.. В тот день, когда я впервые пришла на Уимпол-стрит и вы назвали меня мисс Дулиттл. С этой минуты я начала уважать себя… Вы разговаривали со мной стоя, снимали передо мной шляпу, пропускали меня в дверях… Разница между леди и цветочницей заключается не только в умении одеваться и правильно говорить – этому можно научить, и даже не в манере вести себя, а в том, как себя ведут с ними окружающие».