Персонаж романа И. А. Ильфа и Е. Петрова (Е. П. Катаева) «Двенадцать стульев» (1927 г.), юная особа остро модных устремлений, жена советского инженера, вступившая в заочный неравный бой с зарубежной великосветской львицей.
«12 стульев». Фрагмент аудиокниги. Читает Георгий Бальян.
Подкаст о персонаже. Читает Валерий Бондаренко.
«Если рассмотреть фотографии Эллочки Щукиной, висящие над постелью ее мужа — инженера Эрнеста Павловича Щукина (одна — анфас, другая в профиль), — то нетрудно заметить лоб приятной высоты и выпуклости, большие влажные глаза, милейший в Московской губернии носик с легкой курносостью и подбородок с маленьким, нарисованным тушью, пятнышком. Рост Эллочки льстил мужчинам. Она была маленькая, и даже самые плюгавые мужчины рядом с нею выглядели большими и могучими мужами. Что же касается особых примет, то их не было. Эллочка и не нуждалась в них. Она была красива». Кроме того, известно, что четыре года назад (до открытия фронта войны с Вандербильдихой) Елена Щукина имела прекрасную черную косу, которую вырвала из своего сердца с корнем, заделавшись модной рыжеволосой бестией.
И характер, и судьба Эллочки требуют комментариев. Судя по всему, знавала она другие времена, когда лексикон ее был обширнее. (Муж спрашивает Эллочку: «И откуда у тебя этот идиотский жаргон?!») Но это было, вероятно, когда она боролась за место под солнцем — точнее, за выгодное замужество. Эллочка — героиня эпохи: чистенькая ухоженная барышня, вполне грамотная по тем временам — такие девушки были востребованы в начале 1920-х в качестве машинисток и секретарш в конторах, которые советский бюрократизм плодил в страшном количестве. Вероятно, на службе она и «подцепила» выгодного на тот момент жениха — скромного интеллигентного Эрнеста Павловича Щукина. «Инженер», «спец» в 1920-е гг. — профессия вполне солидная. Однако аппетит приходит во время еды — и став полноправной хозяйкой семейного гнезда, Эллочка в духе эпохи НЭПа увлеклась «красивым образом жизни», благо досуга у нее, теперь от работы свободной, стало выше крыши. Таких дамочек любили высмеивать советские фельетонисты 20-х. Обнаглев окончательно, она упростила лексикон и вступила в войну с заокеанской дивой. Впрочем, Эллочка не нэпманша, на подлинные шедевры от кутюр (которые в 20-е годы еще можно было свободно купить в Москве) она денег не имеет и пробавляется самодельными туалетами. Но дама она очевидно рукастая. При этом ума хитрить и лицемерить ей уже не хватает: Эллочка совершенно искренняя, детски непосредственная натура, что, возможно, и составляет ее обаяние, ее женскую (наряду со смазливой внешностью) «манкость».
В основу одного из самых ярких образов романа легли черты характера и манера поведения Тамары Гершуни — младшей сестры первой жены В. Катаева Людмилы. По другим сведениям (см. книгу С. Шаргунова «Катаев: «Погоня за вечной весной»), прототип Эллочки — сестра второй жены Катаева Тамары Коваленко, которая так любила со своей подругой Раисой Сокол (в романе Фимой Собак) обсуждать новости моды. Однако, чтобы изобразить мир Эллочки, соавторы довольно глубоко погрузились в его тину. Так, они оказались в курсе дамских мод эпохи ар-деко (1920—1940-е гг.), когда в ходу было окрашивание меха в неестественные цвета — именно благодаря этому Эллочка безнаказанно надругалась зеленой акварелью над «мексиканским тушканом». Образ соперницы Вандербильдихи тоже не взят с потолка: в 1920-е гг. клан Вандербильтов — один из богатейших в США, причем на роль Эллочкиной соперницы претендуют сразу несколько дам из этого семейства. Например, Глория Вандербильт (1903—1965 гг.), Консуэло Вандербильт Эрл (ей в момент объявления Эллочкой войны был 21 год) и даже ее знаменитая тетка Консуэло-старшая (1877—1964 гг., в первом браке герцогиня Мальборо, во втором мадам Жак Бальсан), хотя на момент действия романа ей было под 50. В пользу последнего предположения говорит то, что Вандербильдиха описывается Ильфом и Петровым в том числе в летном костюме — а горячая любовь романтической Консуэло-старшей подполковник Бальсан был известным французским летчиком. Впрочем, летная форма, как и тема авиации вообще, была «в тренде» в эпоху ар-деко. Основу лексикона Эллочки составила застольная импровизация друга соавторов писателя Ю. К. Олеши, ну и модный молодежный сленг 1920-х, частью теперь совершенно забытый («железно», «парниша», «знаменито»), частью уцелевший и используемый («жуть», «мрак», «не учите меня жить»).
В роковую минуту, когда стулья стали продаваться поштучно, Остап нанял команду беспризорников следить за дальнейшей судьбой каждого упущенного седалища. Один из агентов донес, что два стула увезла в квартиру в Варсонофьевском переулке «шикарная чмара». Ею и оказалась людоедка Эллочка. Людоедка в том смысле, что ее лексикон составлял 30 слов, тогда как лексикон людоеда племени Мумбо-Юмбо все 300. Так-то, «по жизни», Эллочка звалась Еленой и была женой инженера Щукина. Миниатюрная красавица с мозгом курицы вот уже четвертый год вела борьбу с заокеанской светской дамой Вандербильт подручными средствами. Как раз перед приходом Бендера Эллочка разругалась с мужем, который временно переселился в квартиру знакомых, утянув с собой один из двух новокупленных стульев. Шагнув в комнату Эллочки, Остап тотчас понял, как нужно здесь себя вести. А именно — быть галантным, нагловатым и продвинутым в вопросах моды и роскоши. Что он с успехом и провернул, обменяв оставшийся у Эллочки стул на ситечко для чайной заварки, украденное у несостоявшейся жены его (Бендера) мадам Грицацуевой. Стул в смысле сокровищ оказался, увы, пустым. С четой Щукиных мы встретимся еще раз под занавес романа — на курорте в Пятигорске, где Воробьянинов будет на трех языках просить милостыню, а Эллочка… наносить очередной незримый удар зарвавшейся Вандербильдихе: «В чудном мраке пятигорской ночи по аллеям парка гуляла Эллочка Щукина, волоча за собой покорного, примирившегося с нею Эрнеста Павловича. Поездка на Кислые воды была последним аккордом в тяжелой борьбе с дочкой Вандербильда. Гордая американка недавно с развлекательной целью выехала в собственной яхте на Сандвичевы острова.
— Хо-хо! — раздавалось в ночной тиши. — Знаменито, Эрнестуля! Кр-р-расота!»
Создавая Эллочкин образ, соавторы метили в цель вполне локальную: осмеять советскую «моднючку»-мещаночку. Однако сами, скорее всего, того не подозревая, копнули куда глубже — и вот уже Эллочка стала образом нетленным, можно сказать, и на все времена. В облике Эллочки современники могли уловить черты молодежной субкультуры «эпохи джаза» — так называемых флэпперс (англ. «хлопушек») или гарсон (фр. «пацанок») — юных эмансипированных девиц-завсегдатаев танцулек, исповедовавших культ гедонизма и свободного образа жизни. Эллочка — плоть от плоти общества потребления. И как ей удалось вдруг стать таковой в стране, едва оправившейся от голодухи и разрухи гражданской войны, где изобилие было уделом очень немногих? Тем не менее, образ получился «на вырост»: чем богаче становилась страна, чем больше элементов общества потребления проникало в бытие советского человека, тем актуальней, понятней и даже порой симпатичней делался образ мадам Щукиной в глазах читателя. Соавторы создали образ-модель личности, на которую ориентируется массовая культура 20 и отчасти 21 века.
— Хо-хо, — воскликнула она, сведя к этому людоедскому крику поразительно сложные чувства, захватившие ее существо. Упрощенно чувства эти можно было бы выразить в такой фразе: “Увидев меня такой, мужчины взволнуются. Они задрожат. Они пойдут за мной на край света, заикаясь от любви. Но я буду холодна. Разве они стоят меня? Я – самая красивая. Такой элегантной кофточки нет ни у кого на земном шаре”
Остап прошел в комнату, которая могла быть обставлена только существом с воображением дятла. На стенах висели кинооткрыточки, куколки и тамбовские гобелены. На этом пестром фоне, от которого рябило в глазах, трудно было заметить маленькую хозяйку комнаты